Великая Русь!

Можно сказать, что норманизм является первой исторической фальсификацией русской истории, созданной для массовой пропаганды. Норманнская теория (норманизм) — это идея, что государство Древней Руси создали не сами русичи, а некие посторонние, известные в русских летописях под именем варягов (на эту роль «назначили» скандинавов). Эта странная на любой непредвзятый взгляд гипотеза выдается норманистами за непреложный факт, якобы оказавший огромное влияние на русскую культуру. Сразу бросается в глаза, что обсуждаемая гипотеза покоится на чисто русофобском фундаменте, — под всеми словесами просвечивает четкая политическая идея: русский народ неполноценен и не способен самостоятельно создать и развить свою государственность. Жили, мол, были какие-то там дикари, глупые настолько, что сами собой управлять не могли, но все же не настолько глупые, чтобы не понимать собственной глупости; и вот собрались они, почесали в затылках и решили пригласить на княжение иноземцев-варягов. Те согласились, и было через это русским великое счастье. А не согласились бы — то оного и не было бы совсем.

 Антирусская направленность норманизма отмечалась еще при СССР, несмотря на интернациональную политику государства. Исчерпывающее определение содержится в третьем издание БСЭ за 1974 год: «Политический смысл норманнской теории заключался в том, чтобы представить Древнюю Русь отсталой страной, неспособной к самостоятельному государственному творчеству, а норманнов — силой, которая с самого начала русской истории влияла на развитие России, ее экономику и культуру».

ГОСПОДА ЦИВИЛИЗАТОРЫ

Изобретателями этой теории были Фридрих Миллер, Готлиб Байер и Август Шлецер, весьма специфически изучавшие русскую историю в Петербургской Академии Наук.

Во времена Петра Первого систематизированной русской истории еще не существовало — предварительно необходимо было собрать и изучить огромное количество материалов: русские летописи и хроники соседних народов, свидетельства иноземных авторов, писавших о Руси, сохранившиеся государственные и другие документы, которые в то время хранились без общих каталогов и отнюдь не централизованно. Пожалуй, первым таким исследователем был Татищев, который лично объездил множество библиотек, тогда располагавшихся большей частью в монастырях.

Однако упомянутые немецкие академики утруждать себя подобной плебейской работой не стали — не по чину, знаете ли. Поэтому выдали русскую историю, так сказать, на-гора. По сути, они даже не пытались доказать, что русские — отсталая раса: они попросту исходили из этого. «Просвещенная Европа», что же вы хотите?

Академик Рыбаков так отзывался об этой «научной» работе: «Теории здесь нет; гипотезой это тоже нельзя назвать, так как преподносились эти выводы не как один из возможных вариантов, а совершенно безапелляционно, как явная и не требующая доказательств аксиома» [Б.А. Рыбаков, «Киевская Русь и русские княжества XII-XIII веков», М., «Наука», 1982, стр. 295-296].

Характерно, что норманизм — это не единая теория; он делится на «подвиды». Мол, если вас не устраивает вот такая гипотеза о неполноценности русских — вот вам другая, но о том же. Основные направления норманнской теории:

1. Завоевательная. Древнерусское государство было создано норманнами, завоевавшими славянские земли.

2. Колонизаторская. Утверждает, что варяжские колонии были реальной основой для установления господства норманнов над восточными славянами (Т.Арне).

3. Классовая. Согласно ей, правящий класс на Руси был создан варягами и состоял из них (А.Стендер-Петерсен).

Все варианты сходятся на том, что появление норманнов дало толчок к развитию, без которого государство на Руси никогда бы не возникло.

КОРНИ И ПЛОДЫ

Перед тем, как начать разбор исторических свидетельств, разберем идеологический аспект возникновения норманизма. Уже в XVII веке в шведской историографии зарождаются первые зачатки норманнской теории [Фомин В.В. Норманнская проблема в западноевропейской историографии XVII века //Сборник Русского Исторического Общества. № 4 (152) — М., 2002. — стр. 305-324.], что было обусловлено актуальными политическими мотивами того времени. В годы Ливонской войны разгорелась резкая полемика между Иваном Грозным и шведским королем Юханом III о разногласиях в титуловании (что в средние века было очень важно). Иван Грозный считал Юхана III выходцем из «мужичьего рода» (отец Юхана III Густав I Ваза происходил из дворянского, но не королевского рода) и не считал шведа равным себе.

Обиженный и не желающий оставаться в идеологическом проигрыше Юхан III в ответ прибег к известнейшему аргументу «сам дурак», представив на обозрение публики гипотезу, что варяги были родом из Швеции. Этот дипломатический ход как бы уравнивал политически Швецию с Россией. Начало норманизму было положено именно тогда.

Доказательства были представлены такие, что вызывают восхищение до сих пор. Олаф Далин в работе «История шведского государства» утверждал, что Рюрик — это шведский король Эрик Упсальский, этот же «историк» договорился до того, что от Швеции Русь оторвало только монголо-татарское нашествие. У Петрея же имени Рюрика соответствовали шведские Эрик, Фридрих, Готфрид, Зигфрид или Родрих (на выбор, и все очень похожи); Синеус имел скандинавскую аналогию Свен, Симон или Самсон; а Трувор — Тур, Тротт или Туф. [Лимонов Ю.А. «История о великом княжестве Московском» Петра Петрея //Скандинавский сборник. Вып. 12. — Таллинн, 1967. — стр. 260-270].

Помимо бурной фантазии (как пример — согласно Байеру, имя Святослав получалось производным от шведского Свен со славянским окончанием «слава» — кстати, русского языка Байер не знал, и он же счел скандинавскими имена Всеволод, Владимир и Святослав), норманистам было свойственно игнорирование фактов, которые не вписывались в их теорию — скажем, тот же Байер приводил как аргумент в пользу теории сообщение из Бертинских анналов о послах «народа Рос» в Ингельгейме при дворе Людовика. [Annales de Saint-Bertin, a. 839 //Ed. F. Grat, J. Vaillard, S. Clemeneet . — Paris, 1964. — p. 30-31.] из-за упоминания в одном источнике русов и свеонов, под которыми он понимал шведов. Академика нимало не смутило то обстоятельство, что автор анналов разделял эти два народа. Мелочи какие.

Короче говоря, научная основа норманизма не могла быть достоверно подтверждена даже в первой половине XVIII века.

Еще М. Ломоносов, а также другие русские академики — Тредьяковский, Крашенинников и Попов, — возражали против метода Миллера принимать тезисы Байера без проверки. Он полагал — и не без оснований, — что «слово «рус», «русский», северным языкам совершенно незнакомо, но широко распространено на южном побережье Балтийского моря. Так, один устьевой рукав Немана носит название Руса. Здесь же следует искать и родину Рюрика». [Гофман П. Значение Ломоносова в изучении древней русской истории //Ломоносов. Сборник статей и материалов. — М.; Л., 1961. Т. 5. — стр. 208.] Действительно, точка зрения Миллера не находила безупречного подтверждения. Например, в шведском словаре «100000 заимствованных слов и имен в шведском языке» корень «рус» стоит в числе заимствованных. Кроме того, заимствованными указаны и все слова, содержащие этот корень. [Ekborn C.M. Foerklaringar oever 100.000 Fraemmande ord och namm m.m. i svenska spraket. — Stockholm, 1948. — S. 1145, 1156-1157.]

Ломоносов после писал, что Миллер сделал русских «столь убогим народом, каким еще ни один самый подлый народ ни от какого историка представлен».

Полемика норманистов с их оппонентами продолжалась долгое время, пока в 1891 году не была опубликована работа «Начало Русского государства» [Томсен В. Начало русского государства //Чтения Общества истории и древностей российских. 1891], после которой многие русские историки пришли к мнению, что норманнское происхождение Руси можно считать доказанным. И хотя антинорманисты (Иловайский, Гедеонов и др.) продолжали дебаты, большинство представителей официальной науки обратилось к норманистским позициям.

Следует заметить, что позиция русской исторической науки была не такой уж однозначной — просто ученые, как и все люди, нередко попадают под воздействие «самоочевидных истин». Так, А.А. Шахматов на основании текстологического анализа летописных свидетельств установил поздний и недостоверный характер рассказа о призвании варяжских князей, но при всем этом все равно считал достоверной норманскую теорию [Шахматов А.А. Сказание о призвании варягов. — СПб., 1904.]

Образование СССР также не изменило позиции по норманнскому вопросу — вплоть до середины 30-х годов историки сохраняли шаблонное мнение, что варяжский вопрос уже давно решён норманистами. И только труды археологов указали на несоответствие норманнской теории историческим реалиям. Раскопки А.В. Арциховского дали материалы, противоречащие концепции существования норманнских колоний в древнерусских землях, показав, что большинство скандинавских вещей найдено в погребальных памятниках, в которых захоронение произведено не по скандинавскому обычаю. [Арциховский А.В. Археологические данные о возникновении феодализма в Суздальской и Смоленской земле //ПИДО 1934. № 11-12.]

После чего тема норманизма вновь заинтересовала историков, и с прямой критикой основных положений норманнской теории выступил В.А. Пархоменко. Он разобрал основные доводы норманнской теории и показал, что они не основываются на серьезном анализе всей совокупности источников, а потому совершенно неубедительны. [Пархоменко В.А. К вопросу о «норманнском завоевании» и происхождении Руси //Историк-марксист. 1938. №4.] Впрочем, нельзя не согласиться с В.В. Фоминым, который справедливо указывал на двойственный характер советского антинорманизма: с одной стороны, таковой говорил о том, что викинги-скандинавы не имели отношения к процессу образования Древнерусского государства, а с другой — продолжал считать варягов скандинавами.

Ну а теперь — самое время перейти к анализу доводов сторонников норманизма.

«ЗЕМЛЯ НАША ВЕЛИКА И ОБИЛЬНА»

Норманнская фактология происхождения Рюрика большей частью основывается на сведениях из «Повести временных лет» монаха Нестора.

Первым известным летописным сводом Древней Руси был Киевский 996-997 годов. Позднее (1037-1039) он был переработан и вошел в состав свода, который велся при храме св. Софии по повелению князя Ярослава Мудрого. Этот свод впоследствии также многократно перерабатывался и переписывался иноками Киево-Печерского монастыря, пока не принял окончательный вид и не стал называться «Повестью временных лет». Таким образом, сразу можно сказать, что «Повесть» — это отнюдь не свидетельства очевидцев событий; во время работы в нее могли вноситься искажения, как ненамеренные, так и сознательные, «по приказу». Цензуру придумали отнюдь не в XX-м веке.

Дошедшая до нас летопись излагает события русской истории вплоть до 10-х годов XII-го века. Ее первая редакция была составлена около 1113 года Нестором, монахом Киево-Печерского монастыря, по заказу князя Святополка II Изяславича. Ее вторая редакция относится к 1116 году и была составлена Сильвестром, игуменом Киевского Выдубицкого монастыря, для Владимира Мономаха. А в 1118 году в Переяславле безымянным летописцем была создана третья редакция «Повести временных лет» для князя Мстислава Владимировича. Обратите внимание — все «издания» летописи делались по конкретным княжеским заказам, которые могли содержать свои идеологические требования (тот же Нестор был сторонником князя Святополка Второго, большого друга немецких и датских феодалов). Разумеется, некорректно утверждать, что искажения всенепременно были; но уповать на полное соответствие текста исторической действительности без подтверждений из других источников — весьма наивно.

Работа летописцев не закончилась на Несторе: ряд ученых (М.Х. Алешковский и др.) выдвинули теорию, что в 1119 году пресвитер Василий, близкий к Владимиру Мономаху, в четвертый раз отредактировал текст «Повести временных лет», и уже его сохранила нам Ипатьевская летопись. Достоверно известно, что в 1123 году в Переяславле, копировал и редактировал «Повесть» епископ Сильвестр, бывший игумен Выдубицкого монастыря. В процессе многократных переписок текст Васильевой редакции «Повести временных лет» вошел в состав Тверского свода 1305 года, который дошел до нас в Лаврентьевской летописи 1377г. Короче говоря, только Новгородская первая летопись старшего извода (т.н. Синодальный список) сохранила до наших дней более или менее цельный текст первой редакции «Повести» образца свода 1118 года и все равно — с поправками Добрыни Ядрейковича 1225-1228 годов.

Таким образом, в дополнение к возможным неточностям при копировании и достаточно вероятной намеренной подстройке под «текущий момент», летопись может содержать искажения, вызванные желанием переписчика «улучшить» текст, сделав его более понятным (или же вообще «исправить ошибки»); между тем описываемые события отстояли от времени летописца почти на 200 лет, а потому были знакомы ему в лучшем случае по устным легендам.

Что же сказано в летописях?

«Изъгнаша Варяги за море и не даша имъ дани и почаша сами в себе володети и не бе в них правды и въста родъ на родъ и быша в ни усобице и воевати почаша сами на ся. И реша сами в себе: «Поищемъ собе князя иже бы володелъ нами и судилъ по праву». И идаша за море къ Варягам к Руси. Сице бо ся звахуть и варязи суть. Яко се друзии зъвутся Свое, друзии же Урмане, Англяне, друзии Гъте, тако и си. Реша Русь, Чудь, Словене и Кривичи: «Вся земля наша велика и обилна, а наряда в ней нетъ, да поидите княжитъ и володети нами». И избраша три братъя с роды своими, пояша по собе всю Русь. И придоша стареишии Рюрикъ седе в Новегороде, а другии Синеусъ на Белеозере, а третии Изборсте Труворъ. От тех Варягъ прозвася Руская земля. Ноогородьцы от рода Варяжьска, преже бо беше Словени» — Лаврентьевская летопись 862г.

Ипатьевский список сохранил еще два факта. Рюрик «первее срубиша город Ладогу» — в низовье Волхова, у Онежского озера, на северной окраине славянских земель. Но уже на следующий год перебрался, так сказать, в центр: «придоша к Ильмерю и сруби город над Волховым и прозваша и Новгород».

Сразу следует заметить, что фраза «а наряда в ней нет» вовсе не означает отсутствие порядка, как обычно трактуется норманистами — мол, бардак у нас тут на Руси, придите и устройте нам, сиволапым, Ordnung, если вас не очень затруднит.

«Наряд» в древнерусском языке — это соглашение властителя с народом. Сравните с другими отрывками из Ипатьевской летописи 1151г:
«И тако нарядъ створше в собе князи и дружина и Черни клобуци и Кияне, и тако не удумаше ити противу имъ полкомъ ити биться, но припустяче е к собе, ту же ся бити с ними»; «И иде Михалко к Суждалю а изъ Суждаля к Ростову, и сотвори людем весь наряд, и крестным целованием утвердися с ними».

Обратите внимание — наряд утверждается обрядом (целованием креста). Отсутствие наряда — это отсутствие официальной власти, не более того.

«Вся земля наша добра есть, и велика, и изобильна всемъ, а нарядникъ в ней несть; поидете к нам княжети в владети нами» — Воскресенская летопись 859г.

Ну и давайте внимательно проанализируем текст. Сразу же возникает вопрос — если варягов «изъгнаша» и «не даша» им поживиться, то как на этом фоне смотрится теория о варягах-скандинавах-завоевателях-добро-пожаловать-нами-править? Правильно — бледненько.

Кроме того, из текста очевидно, что «варяги» — это не этническое наименование, а территориальное (аналогично «прибалтам», к примеру), и состоят они из многих народов. Так что вполне могли выгнать взашей одних варягов, а пригласить на княжение — совсем других. Летописец четко отличает варягов-русь от варягов-свеев (шведов), варягов-урман (норвежцев), варягов-готов (древнее население южной Швеции и о.Готланд). То есть из самого текста летописи следует вывод об отличии руси от шведов, норвежцев и готов, коими список германских народов Скандинавии, собственно говоря, и исчерпывается. Варяги- «друзии» (другие, список прилагается) были выгнаны взашей, а обращение было к варягам-руси. Честное слово — смотря на текст летописи, очень сложно понять, как можно было продвигать норманнскую теорию всерьез. Конечно, если исходить из научной методологии, а не политических реалий. Но не будем отвлекаться.

Ходовой аргумент норманистов — это различие летописцем славян и руси: Рюрик привел с собой свою русь, и это русичам так понравилось, что они решили так называться — ну не сами же себе имя взяли, подумайте. Не спорю — летописец разделяет русь и… нет, не славян. Словен — одно из славянских племен.
«Въ лето 6367 [859 н.э.]. Имаху дань варязи изъ заморья на чюди, на словенехъ, на мери и на всехъ кривичехъ.»

Но и это еще не все. Многие историки, несмотря на свою профессию, пытаются примерять исторические факты на современный им культурный контекст. Как пример: в древности было правилом хорошего тона проявлять скромность и публиковать свои тезисы/трактаты не под своим именем, а приписывать их уже известным авторитетам в знак уважения (как общеизвестный пример — см. многие диалоги Платона, в которых фигурирует Сократ). В современности такое просто не представимо.

Но еще Ключевский отмечал, что «Повесть временных лет» написана явно под влиянием концепта «о трех братьях-основателях», широко распространенном у множества народов. Сравните: Кий, Щек и Хорив; западнославянские Лех, Чех и Рус; ирландские Амелаус, Ситтаракус и Ивору; скифские Арпоксай, Липоксай и Колоксай; армянские Куар, Мелтей и Хореан. А за всеми ними маячат фигуры библейских прародителей — Сима, Хама, Иафета.

На этом фоне Рюрик, Трувор и Синеус начинают терять конкретно-историческую реальность. Ключевский также отмечал, что «Повесть» «составлена по образцу византийских хронографов, обыкновенно начинающих свой рассказ ветхозаветной историей» — сравните сами с 1-й Книгой Царств, гл.8-10.

О братьях Рюрика Рыбаков пишет следующее: «братья» оказались русским переводом искаженных шведских слов (дополнительно я консультировался с переводчиком, знающим шведский, норвежский и датский). О Рюрике сказано, что он пришёл «с роды своими» («sine use») и верной дружиной («tru war»)», а вовсе не с братьями. Тем более, что об этих «братьях» в летописях дальше не упоминается.

Но все становится куда интереснее, если вспомнить, что еще Ломоносов отмечал в своих «Возражениях на диссертацию Миллера»: «…варяги и Рурик с родом своим, пришедшие в Новгород, были колена славенского, говорили языком славенским, происходили из древних россов и были отнюдь не из Скандинавии… имени Русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано…» [М.В. Ломоносов, Полное собрание сочинений. т.6, М.,Л. 1952]. Видите, как интересно: корень «рус» в скандинавских языках — заимствованный, для русского же языка — родной; Рюрик говорил на славянском… Впрочем, может, Михайло Ломоносов был русским националистом и фашистом и все это выдумал? Вызовем на свидетельское место других историков.

Современник Ломоносова Татищев обращает внимание на слова Стрыковского: «…руские единородных себе князей вагров, или варягов, избрали» [В.Н. Татищев, История Российская, собр. cоч. т.IV. гл. 29., М.: НИЦ Ладомир, 1995].

Ну а единородные — они автоматически и одноязычные. Что подтверждает и сам летописец Нестор: «А словенъский язык и рускый одно есть…».

Еще в середине XVI-го века помнили, на каком же языке говорила русь. Вот что пишет Герард (Георг) Меркатор в своей «Космографии»:
«На острове том живали люди идолопоклонники, раны или рутены имянуемые, люты, жестоки к бою, против христиан воевали жестоко, за идолов своих стояли… Язык у них был словенской да вандальской. Грамотного учения не искали, но и заповедь между собой учинили, чтобы грамоте, не токмо воинским делам прилежные охотники были…»

Речь идет об острове Рюген, знаменитом последней цитаделью северного язычества Арконой.

Руги, упомянутые еще Тацитом, однозначно отождествляются с русью. Так, княгиню Ольгу германские хроники постоянно называют «regina rugorum», но ни разу — «regina rusorum». Однако, Ольга — княгиня русичей. Таким образом, руги и русы — это одно и то же имя в разной транскрипции. У Оттона Бамбергского сказано, что «руги еще имеют имя русинов (или рутенов) и страна их называлась «Русиния» (Рутения)».

Таким образом, руги-руяне-ране-рутены с острова Рюген и побережья при устье Вислы претендуют на место «варязи-русь» в первую очередь. Это единственная русь «за морем»; племя «русь» в Скандинавии попросту неизвестно.

Теперь вернемся к мимоходом упомянутому выше летописному факту, что Рюрик основал город, который «прозваша Новгород». Этимология названия очевидна — «новый город». Но где же тогда находится старый? Татищев указывал на Ольденбург (Старград), но еще до него Гельмолд в «Славянской хронике» сообщал:

«Ольденбург, тот, что на славянском языке зовется Старигард, то есть «старый город», расположен в земле вагров, на западной стороне Балтийского моря, и является пределом Славии… Город же этот… населяли населяли храбрейшие мужи, так как, находясь на переднем крае всей Славии, они имели соседями данов и саксов и все военные столкновения или сами первыми начинали, или, если нападали другие, принимали удар на себя.»

Так что все вполне прозрачно: на княжество позвали своих же славян, известных своим мужеством и храбростью. Ничего удивительного в этом нет. И этот факт указывает вовсе не на то, что-де отсталые славянские племена, сами не могущие создать систему государственного управления, обратились к передовым и развитым европейцам, а те так постарались, что благодарные за науку народы забросили свои племенные именования и дружно начали именоваться Русью, а строго наоборот — это однозначно указывает на то, что у славян было именно государственное, имперское самосознание, а не мелкотравчато-племенное, и разные племена, сохраняющие свои исконные наименования, тем не менее считали себя единым народом. Собственно, приглашение князя из соседей-славян достаточно адекватно передается аналогией для современности: правитель из другого города той же страны. Думаю, никто ничего «эдакого» в этой ситуации не найдет.